Сергей Переслегин убежден, что традиционной системе знаний
грозит коллапс. Чтобы знания не погибли безвозвратно, он готовит серию книг,
проект «Энциклопедия», где все содержание наук будет изложено в виде схем и
небольших пояснений. Все вместе займет не больше тетрадки в 36 листов.
Кто хочет идет по ссылке источника, а кто хочет под кат
Сергей Переслегин убежден, что традиционной системе знаний грозит коллапс. Чтобы знания не погибли безвозвратно, он готовит серию книг, проект «Энциклопедия», где все содержание наук будет изложено в виде схем и небольших пояснений. Все вместе займет не больше тетрадки в 36 листов. Своим видением будущего он поделился с «Деловым Петербургом»:
В будущем есть два момента: неизбежное будущее и его варианты. Неизбежное будущее — то, что определено не нами и не зависит от нас. Но оно реализуется в вариантах, которыми можно управлять.
Не на жизнь, а на смерть
Текущий экономический кризис очень похож на начало сверхдепрессии, неизбежной в будущем, которая станет причиной глобальной войны за энергетические ресурсы. С моей точки зрения, этот кризис искусственный и преждевременный. Скорее всего, он будет купирован и из него найдется дорогостоящий выход, но устойчивость общей ситуации уменьшится. Катастрофа наступит не на этой депрессии, а несколько позднее. Но возможен и такой вариант, что мировые элиты, если они всерьез восприняли ситуацию и поняли, что устойчивой ситуации не будет, могут попытаться форсировать кризис сейчас из соображения «раньше сядешь — раньше выйдешь», то есть стоит ли поддерживать равновесие до 2020–х годов, если все все равно развалится?
Точные даты будущих потрясений назвать сложно. Есть критические точки в 2012, 2014, 2017–м году, 2023 году. У нас с 2001 года критические события идут непрерывно. Мы прошли точку невозврата, очень глубоко втянулись в кризис, и поэтому каждый последующий год будет приносить события. 2017 год выделен особо, потому что для нашей страны он особенно важен. Наше мышление любит круглые даты. Это столетие революции.
Сергей Переслегин
В массах населения отношение к революциям уже сменилось от резко отрицательного к нейтральному, а если говорить о последствиях революции, то скорее к положительному. Сталин из категорически отрицательного героя становится положительным героем анекдотов. Дело даже не в том, что народу захотелось сильной руки, а в том, что по прошествии определенного периода мы начали осознавать, что довольно много потеряли, причем просто так. У нас было нечто совершенно свое, а мы схватили нечто чужое.
Левый поворот
Легко понять, что как капиталистическая страна мы всегда будем ухудшенным подобием Запада, а как социалистическая — совершенно неочевидно. Представьте себе, что вы в 1969 году смотрите по закрытым каналам советского телевидения, как Армстронг ходит по Луне. Вы достаточно молодой и амбициозный советский аналитик, а значит, учили диалектику и по Гегелю, и не по Гегелю, по Энгельсу и по Зиновьеву (автору книги «Гомосоветикус»).
Как хороший аналитик, вы понимаете, что мировую войну мы проиграли. Это был главный вызов, мы его проиграли. Дальше нужно искать стратегию. Здесь и возникает ситуация, где диалектика сильнее обычного способа рассуждения. Только диалектику может привидеться мысль, что нужно пожертвовать всем, включая страну, идеологию, партию, чтобы качнуть маятник в крайне правую точку, чтобы он начал движение обратно.
Америка сделала фундаментальную ошибку, когда начала использовать плоды победы над Советским Союзом. Как только проект правого, международного капитализма утратил противовес, он утратил перспективу развития. До конца 1990–х годов запихнули маятник в крайне правую сторону, а теперь он начнет движение назад.
Движение влево неизбежно, это понятно любому непредвзятому наблюдателю, и не только в России, и даже не столько в России. Да, после событий 1968 года в Европе пассионарные люди выталкивались из политики и даже из социума, но сейчас возникла картинка под названием «великий кризис». Надо каким–то образом повышать конкурентоспособность своей продукции, нужно драться за свои позиции, а для этого нужны пассионарии.
Я физически вижу, как люди на Западе, начиная с Саркози, начинают наращивать пассионарность. К 2017 году мы можем оказаться в ситуации не очень приятного выбора между горячей мировой войной или горячей революционной катастрофой. И это еще не самый плохой вариант.
Если ничего не делать, будет хуже. Этот вариант просто приведет нас к темным векам, надолго. Если они все–таки наступят, очень хотелось бы выйти из них на новой ступени развития, а не на той, с который мы ушли. Есть два сценария катастрофы — взрываем мосты, отходим за Днепр. Плохой сценарий, означающий, что мы теряем многие достижения цивилизации, но сохраняем управляемость ситуации и развития. Но он гораздо лучше, чем сценарий всеобщей катастрофы и распада организованности.
Россия из глобальной войны по традиции выйдет победителем. Опыт такой войны был у наших дедов, у наших прадедов, у наших прапрадедов, которые с Наполеоном воевали. У нас очень большой опыт решающих победоносных войн. Он в крови поколений. Я не могу поверить, что мы эту войну проиграем, и вы не можете, и дети мои не могут. Как всегда, это будет ужасная война, с кучей жертв и разрушений, потом все будут писать, как ужасно воевала Россия и как хорошо воевали ее противники, но на результате это не отразится никак.
Финско–китайская граница
Я не верю в такое будущее. В Китае сейчас просто наши советские 1950–е годы, может быть, 1960–е. СССР тоже когда–то бурно развивался. Потом мы столкнулись с проблемами этого развития, которые не были своевременно отрефлектированы, впилились с размаху в 1970–е и большой кризис потом. Совершенно неизбежно Китай ждет то же самое, причем неважно, будет ли этот кризис связан с мировым экономическим, то есть кризисом спроса или с острой нехваткой энергоресурсов, которая уже сейчас есть, или с резким возрастанием социального напряжения.
В Китае пытаются создать совершенно невозможный вариант — социалистическая страна, «левый» проект, господство справедливости с капиталистической экономикой. Как только Китай столкнется с проблемами развития, это противоречие немедленно даст о себе знать. Можно ожидать чего угодно, в том числе развала страны на север и юг.
Китай проходит период быстрого индустриального роста, превращения крестьянского населения в городское, того, с чем Европа, США и даже Россия давно справились. На этом периоде любая страна быстро растет, а поскольку у них еще есть возможность использовать ресурс остальной части мира и в форме инвестиций, и в форме технологий, их рост, конечно, проходит быстрее, чем у всех остальных. Завершив этот период, Китай будет находиться в зоне индустриальных проблем и индустриальных решений, а весь мир — в другом месте.
Пятитысячелетняя история Китая показывает, что он никогда не вел захватническую политику. Монголы вели, японцы вели, даже корейцы вели, а Китай занимался исключительно своей идеологией. Поднебесная слишком важная вещь, чтобы сниматься с места и двигаться дальше. Исторически своим Китай считает только Тайвань, возможно, его будут интересовать страны Юго–Восточной Азии, но мы для них — Северная Пустыня. Они свой–то север толком заселить не могут, несмотря на решения партии, правительства, льготы и даже депортации.
Нас совершенно не беспокоит нигерийская угроза, бангладешская угроза, а они, как и все страны третьего мира, переживают период бурного роста населения. Да, всплеск рождаемости по всей периферии цивилизации критически опасен для нее. Не рассматривая гипотезу о том, как китайцы формируют громадные армии и устремляются в Сибирь, я очень хорошо вижу, как огромные человеческие потоки бангладешцев, пакистанцев, арабов, турок перемещаются по всему миру.
Порядка 10% населения земного шара постепенно приходит в движение. Это не только сопоставимо с великим переселением народов, но значительно превышает его. Такие мирные миграции гораздо опаснее военных конфликтов, в частности из–за того, что происходит размывание европейской идентичности. При этом работает теорема, которая является страшной: люди и капиталы устремляются в места наивысшей капитализации, а производства — в места наименьшей капитализации. В мире создается невероятное напряжение между теми территориями, которые производят, и теми, которые потребляют.
Какую фразу об истории России вы передадите новым поколениям? Что определяет существование России от момента возникновения до будущих периодов?
Дети–индиго
Совершенно неизбежно в будущем будут рождаться дети со сверхспособностями. Даже у нас больше таких способностей по сравнению с предыдущими поколениями, хотя тогда этот процесс только начинался. В эмпатии мы сильнее, чем наши родители. Мы, как правило, чувствуем, что человек в данный момент ощущает по отношению к нам. У нас лучше получаются контакты «глаза в глаза». Наша нервная система развивается, она развивается быстро. Наше поколение выстраивает принципиально новые типы поведения, общения и деятельности.
Мы их только выстраиваем, а новое поколение в этих новых типах будет существовать с рождения. Это ведь изменит их нервную систему. Изменение нервной системы — это и есть сверхспособности. Они будут гораздо лучше ощущать окружающий мир. Возможно, они смогут общаться друг с другом как в некой глобальной сети, но без технических устройств. В принципе, и мы это можем — в ограниченных масштабах и не всегда. Я имею в виду предчувствия, когда что–то случилось с близким человеком, который далеко от вас.
Я не верю в телепатию с научной точки зрения. Но я утверждаю, что возможны способности, как телепатия, но они характерны только для развитого рефлектирующего сознания. При этом «противотелепатическое» доказательство Лемма не работает. Он считал, что телепатия — очень сильное преимущество в борьбе за существование, которая происходит в биологическом мире, и что если бы телепатия была возможна, то животные уже овладели бы ею. Я предполагаю, что эта способность, возможно, проявляется только в социосистемах. В социосистеме все люди связаны между собой.
Стадо, стая и парный секс
Семья находится в очень серьезном кризисе. Если рассматривать семью как то, что регистрируется и формально–государственным образом описывается, то ее уже сейчас можно сказать, что нет. Во всяком случае, для молодежи «статус» «Вконтакте» играет большую роль, чем статус в паспорте. Происходит истончение социальной ткани, уменьшение числа людей, с которыми вы связаны по жизни. В смысле семьи мы уже дошли до парной семьи, когда даже считается, что лучше бы дети были отдельно, а мы отдельно. А дальше уже идут синглеты — одинокие люди. Это говорит о том, что должен начаться процесс пересоздания структуры.
В этом пересоздании мы говорим о концепции стай. Может быть, с формальной точки зрения внутри стаи будут выделяться даже конкретные семьи, может, нет. В стае главное — совместная информационная деятельность, мыследеятельность, а не деятельность по воспитанию потомства. Секс может остаться парным, а может, нет, это не очень принципиальный для стаи вопрос. Если вспомнить коммуну хиппи (их можно считать прекрасными, можно уродливыми), совершенно понятно, что это определенное явление, которое дошло до своего отрицания и явно вернется в прежнюю точку, но уже на другой стадии развития и других протоколах общения. Стая не обязательно ортогональна семье. Не обязательно говорить — стая или семья.
Подростковая власть
В концепции стаи разрешится демографическая проблема. Женщины будут рожать первого ребенка в 12–14 лет (в этот период дети могут воспитываться старшими родственниками или стаей), второго — в 20, третьего — между 30 и 35. Отцом этого потомства может быть как один человек, так и несколько. Я рассматриваю переход от детства, отрочество и юность как гораздо более жесткий переход и пытаюсь не затушевать это противоречие, а наоборот, усилить до предела и рассматривать как разную жизнь разных людей.
Нанопрорыв
В России возможно быстрое развитие нанотехнологий. Сейчас в мире сложилась очень интересная картина. Мировые элиты договорились о том, что надо вкладывать деньги в новые технологии — инфо, нано, био и эко («эко» — от экономики и экологии). Правда, это было до кризиса, и сейчас ситуация подвисла. Идея страшно бредовая. В то время, как наблюдается отставание гуманитарных технологий от ускоряющих технических, мы вкладываем деньги и усилия в то, чтобы еще больше это отставание усугубить, доведя его до полного разрыва. Развитие любой из этих технологий несовместимо с сегодняшней цивилизационной структурой и индустриальной фазой развития. Учитывая, что мы прошли точку невозврата и кризис у нас все равно будет, это безумие может иметь свою идею. Этот прорыв может и не иметь успеха, но мы говорим сейчас о России.
Россия отстает по информационным технологиям, кроме той их части, которая касается человеко–машинных систем, то есть систем со специально организованной машинной коммуникацией, в которой удается создавать креативные конструкции. Тут мы превосходим всех остальных и можем это использовать, а в остальном отстаем и от Востока, и от Запада. По биотеху США вырвались настолько вперед, что все остальные отстают от них совершенно одинаково. Дело не только в том, что Штаты настолько круты сами по себе. Там приняты институциональные законы, в силу которых любые научные результаты, где бы они ни были достигнуты, будут капитализированы в США. Поэтому здесь нам ничего не светит.
В области нанотехнологий все находятся в одинаково плохом положении. Нанотехнологии — это не «гигантские человекообразные роботы на охране города Чулыма». Это, вероятно, следующий шаг в развитии энергетики, возможность сделать атомную электростанцию, которая помещается в ящике от тумбочки, не содержит движущихся частей, полностью превращает всю энергию распада в электрическую и не содержит в качестве отходов отработанное ядерное топливо. Ни ветрогенераторы, ни приливные станции эти задачи не решают.
Новая энергетика приводит нас к новой экономике. Поскольку, если вы можете поставить электростанцию, грубо говоря, на каждый дом и каждый завод, вам не требуется создания характерной для индустриального мира кооперации.
Мы уходим от мира, где каждый его кусочек делает что–то свое, имеются транспортные потоки, где что–то собирается, к миру гораздо более ограниченному. Конечно, если вы не хотите бананов из оранжереи, а хотите из Эквадора, вам их дадут, но совсем за другую цену. Но в целом возникнут территории, которые смогут производить все, необходимое для выживания, и получать по мировому обмену лишь бонусы.
С точки зрения современной экономики это невозможно, но с новой энергетикой и молекулярным принтером, на котором можно будет производить технические системы, как мы сейчас распечатываем рисунки, смешивая в смежном устройстве необходимые молекулы (это еще один возможный шаг нанотехнологии), вы попадаете в новую ситуацию и решаете главную проблему индустриализма — проблему принципиальной перегруженности всех систем.
Утроение Путина
Управленческая система, вероятно, будет очень сильно преобразована. В России возникнет структура, принципиально управляющая долговременным развитием. Я ее называю стратегической администрацией или гражданским генеральным штабом. Такого типа конструкция была у старого Политбюро, но, к сожалению, когда мы с ней столкнулись, она уже была безжизненна, а до этого отлично функционировала. Сейчас эти проблемы пытается решать президентская администрация. Управление в России перейдет на двух– или трехсменный ритм.
Представьте ситуацию, когда у вас три президента, утренний, дневной и вечерний, каждый из которых является полновластным руководителем в течение своей счетности часов. При этом система работает непрерывно, в экстренных ситуациях они могут работать вместе, но в обычное время — раздельно. В результате у вас отсутствует проблема перегрузки управленцев, значит, станет меньше ошибок управления.