Полевая кухня: "Рассказы Судмедэксперта"- Копальхем и трупные яды

  • Автор: tiunin
  • Опубликовано: 09 января 2012, 02:12
  • Добрый день, уважаемые камрады. Представляю Вашему вниманию на мой взгляд интересную статью про выживание и «хранение» продуктов.Данная статья является копипастом, за что меня прошу еще раз простить.Мясо с душком ел, но такое как в статье пока нет :))) Статья взята отсюда lib.rus.ec/b/161608/read Если не в тему или не понравиться ввиду гастрономических привязанностей к нормальной пище — пишите, я ее удалю.Статья длинная много букв.Итак:
    Есть вид повышенной переносимости ядов — так называемая приобретённая толерантность. Точно так же, как при регулярных упражнениях можно накачать мышцы, при регулярном приёме небольших доз яда можно развить ферментные системы, способные этот яд нейтрализовать. Правда специально заниматься таким делом не следует, да и далеко не на все яды такая устойчивость возможна. Чаще всего результатами подобных «упражнений» будет хроническая интоксикация, а с ядами аккумулятивного, то есть накопительного действия, то и с летальным исходом.
    Данная история о других ядах — о трупных. Название этой группы самообъясняющее — трупные яды образуются при гниении трупов. Наиболее известна троица так называемых птоаминов — нейрина, пудресцина и кадаверина. Это сильные яды. Считается, что у человека от них защиты нет. Другое дело шакалы, гиены, грифы — их эта отрава совсем не берёт. Оно и понятно — они же падальщики, трупные яды просто неотъемлемая «специя» к их пище. Мы же вроде чистой едой питаемся, ферментные системы, способные нейтрализовать птоамины, нам не нужны. Но не торопитесь с выводами — эволюция человека полна тайн и загадок, и ещё очень большой вопрос, насколько чистой была пища наших далёких и не очень, предков. Оказалось, что биологический механизм такой защиты у человека всё же есть. Но весьма своеобразный.
    Самое начало того периода, что ныне принято называть брежневским застоем. Специальная топографическая группа под началом подполковника Дузина облетала район между озером Кокора и озером Лабаз. Это в самом основании Таймырского полуострова. Летели на вертолёте МИ-8, что называется дружною гурьбой — два летуна, трое топографов и один местный — некто Савелий Пересоль, ненец по национальности. Военные взяли его с собой просто как знатока местности, показывать болота, указывать местные ориентиры и их названия.
    И вот в воздухе произошла серьёзная поломка — что-то случилось с гидравликой, что передаёт движения от пилотской ручки на ость винта. Ручка взбесилась, начала колотить лётчика по ногам, управления никакого, вертолёт падает. Высота на счастье была небольшой — случилось то, что называется жёсткой посадкой. Вертолет завалился на бок, винт с визгом врезался в землю, и раскидав чахлую растительность, обломался о вечную мерзлоту. Удар был сильным, однако никто особенно не пострадал. В ушибах и ссадинах, с разбитыми носами и с головокружением от лёгкого сотрясения мозга, народ ошалело таращился друг на друга.
    Первым очухался пилот — в вертолёте нестерпимо завоняло горелой проводкой, и к этому вдруг примешался знакомый запах авиационного керосина. А потом в нутро повалил дым. «Всем из машины!!!» — заорал он, распахивая дверку. Каждый моментально оценил ситуацию и ринулся наружу. В двери на секунду образовался затор из тел, но ещё через миг людской клубок вылетел из вертолёта, как пробка из бутылки. И вовремя — внутри что-то негромко треснуло, и в салоне показались языки пламени, которое в секунды объяло весь вертолёт. Народ открыв рты, немигающими глазами молча наблюдал это зрелище. Вначале даже с радостью — ведь все живы, потом с растерянностью — а что же делать?.. Ведь вокруг на сотни километров ни души, рация сгорела, еды нет, тёплой одежды нет, оружия нет, ничего нет! А ведь «на дворе» сентябрь — ещё повезло, что снег не лежит, хотя пора. Ночами уже давно ощутимый морозец, да и днём не жарко. Вся надежда на поисковую группу, по идее всего через несколько часов должны хватиться. Правда район поиска великоват…
    Первую ночь провели вблизи вертолёта — по предположениям такой ориентир с воздуха легче всего обнаружат спасатели. Но никто не прилетел. Никто не прилетел и на второй день, а третий день был туманным — похоже никто и не летал. На четвёртый день где-то вдали слушался вертолётный стрёкот, и ослабевшие люди побежали туда, но военную форму на фоне болотных кочек с воздуха трудно заметить, особенно если так далеко. Не помогла и надежда на маленький костерок, что постоянно жгли на месте аварии — таймырский кустарник не мог обеспечить значительного огня, а попытки устроить дым кончились ничем — северный ветер разгонял его по тундре уже в десятке метров от костерка.
    За всё время умудрились убить с десяток леммингов и дюжину мышей, в обгорелых останках вертолёта нашли куски, заменившие сковородку и кастрюлю. Постоянно варили отвар из брусники и морошки, но сильнее всего помогали грибы. Вот чудо — древесных пород практически никаких, но даже среди карликовой тундровой растительности встречаются лесные грибы. Да ещё какие крепыши-гиганты! Вероятно ещё августовские — сейчас уж и днём около нуля. Видать поэтому в грибках ни единого червяка, все крепкие, как на подбор. Однако такое счастье долго длиться не может — припорошит первым снегом, и придёт смерть. Даже не от голода — от холода. Ведь более-менее одет один Пересоль — ненцы свою кухлянку(Меховая верхняя одежда северных народностей, своего рода шуба без застёжек, что надо одевать через голову наподобие штормовки-анорака) не снимают ни зимой, ни летом. Ещё сам Дузин выскочил в ватнике, у пилота унты, у остальных — комбинезоны и полевое ПэШа(П/Ш — полушерстяное зимнее обмундирование, на верх которого обычно ещё одевается тулуп или шинель). Верхняя одежда сгорела в вертолёте. Хоть и дают греться, предлагая по очереди ватник и кухлянку, но помогает такое не сильно — ночью сна практически нет, силы на исходе.
    На следующее утро с первым взглядом на сереющее холодное небо, в глазах каждого застыла безысходность — такое пожалуй к снегу. А если судить по едва заметной позёмке, что заструилась между болотными кочками и запела тонким голосом в тоненьких веточках полярных ив, то это будет не просто снегопад — это будет метель. Подобие убежища, что сварганили из оставшейся вертолётной обшивки, едва могло вместить всех, да и то сидя. Такое от пурги не спасёт. Офицеры молча взялись за руки — вроде вместе бедовали, давайте друзья, вместе и встретим неизбежное. Не разделял общего настроя один Пересоль:
    «Ой-ой какой мы все шибко глупый! Лучше бы по заветам стариков поступать… Зачем сидели?! Кого ждали?! Сегодня ветер болото выморозит — копальхем найти трудно будет! Надо было в первый день болото обходить — обязательно бы копальхем нашли! Давно бы нашли, много бы наелись, много бы с собой взяли! Каждый день бы шли, кухлянку и ватник по очереди бы носили, копальхем бы кушали, уже бы до Хеты(Река Хета, что впадает в Северный Ледовитый океан юго-восточнее Таймыра и ненецкие поселения на ней — самое верхнее Жданиха, потом Хатанга, южнее Кресты, где и была военно-топографическая база) дошли! Я бы мало-мало посмотрел по берегу, а потом бы повёл вас куда ближе — на севрер в Жданиху или на юг в Хатангу. А потом туда бы за нами из ваших Крестов вертолет послали, где шибко сгущёнки, тушёнки и водки. Шибко много! Мы бы спаслись и веселились. А так подохнем!»
    Офицеры расценили план местного оленевода, как полную авантюру — он предлагал маршрут не в одну сотню километров. И это пешком по тундре без еды и одежды? Глупость! Даже если бы они вышли в первый день, то всё равно к этому моменту не сделали бы и полпути. Хоть так, хоть иначе — всё равно помирать. Даже скорее всего, пойди они к Хете, то уже бы были трупами — такой путь по-любому вымотал бы их силы, да и намного быстрее. Однако про какой такой копальхем говорил ненец? Что это за зверь такой?
    «А-аа, копальхем вкусный, копальхем жирный, от копальхема тепло, от копальхема сила, от копальхема жизнь! Копальхем духи берегут, потому что в том болоте, где копальхем лежит, живёт сам Дух Большого Оленя. А он самый главный, кто помогает человеку в тундре! Других богов, если плохо помогают, можно и плёткой выстегать, и вообще в костёр бросить, а Духа Большого Оленя нельзя! И нельзя тут больше оставаться — пока болото совсем не выстыло, и Дух Большого Оленя на зиму спать не лёг, надо за копальхемом идти, а то все помрём!»
    Такое объяснение сути мифического копальхема не раскрывало. Что-то вкусное и жирное, что связано с каким-то Духом Большого Оленя и при этом почему-то живущее в болоте, куда нормального оленя и в век не загнать. Насчёт других богов понятно — их фигурки ненцы вырезают из берёзы и хранят на стойбищах, как божков-талисманов. Если талисман «плохо работает», в смысле счастья не приносит, то такого воспитывают методом кнута и пряника. Вначале задабривают оленьей кровью, а если тот не «исправился» то могут и выпороть. Если и после этого удачи не прибавилось, то могут в сердцах ткнуть головой в полный дерьма подгузник из берёзовой коры, заменяющей туго спеленатым ненецким деткам памперсы и пелёнки. А уж если и это не помогло, то такому никчемному богу одна дорога — в костёр. Тогда отчего же такое трепетное отношение к Духу Большого Оленя?
    После многочисленных дополнительных вопросов наконец вырисовалась более-менее материалистическая картина. Самого духа мы оставим ненцам — это одна из ключевых фигур в пантеоне местного шаманизма. Но вот сопутствующий обряд, посвящённый этому духу, оказался весьма интересным. Периодически в оленьем стаде надо менять вожака. По каким-то местным эзотерическим приметам вычисляют, когда это надо делать особым способом — старого вожака необходимо отдать в жертву Духу Большого Оленя. Такого оленя отбивают от стада и пару дней ему ничего не дают есть для полной очистки кишечника. Дальше ритуал принесения такой жертвы прост — свергнутому вожаку (при этом обязательно надо, чтобы тот был жирным и в полном здравии) на шею накидывают сыромятный аркан и тянут его на ближайшее болото. Там его этой петлёй давят и оставляют в болоте. Но оставляют хитро — олень должен скрыться там полностью, потом это место ещё досыпают торфом или мхом-сфагнумом, а сверху обкладывают ветками и камнями. Давят оленя с великой осторожностью — нельзя, чтобы его шкура хоть где-нибудь повредилась, туша его должна быть абсолютно целой. Сам торфяник хорошо маскирует запахи, а поэтому случаи осквернения копальхема хищным зверем сравнительно редки. Возле копальхема на ближайшей кочке вбивают кол, обязательно из лиственницы, чтоб не гнил. Кол украшают пучками травы и ягеля, а часто ещё какой-нибудь яркой тряпочкой. В советское время, например, особой популярностью пользовались пионерские галстуки или вымпелы «Лучшему Оленеводу».
    Так вот, эта оленья туша может так пролежать столетиями. Вообще-то с позиций танатологии, раздела судебной медицины, изучающей трупные изменения, тут ничего особенного нет. Ведь даже в средней полосе России в торфяниках находили тела невинно убиенных купцов времён средневековья. Да ещё при этом вызывали милицию — вроде как на недавнее убийство, настолько хорошо сохранось тело и рубленная рана на голове! А в болотах Ирландии находили даже людей каменного века. В тундре условия одновременно и хуже, и лучше. Из-за вечной мерзлоты вода там всегда холодная — несомненный плюс. В то же время холодная вода не позволяет бурно развиться болотной растительности. Не позволяет она и гнить тем скудным растительным остаткам, что собственно и создают торф. Поэтому вода там бедна гуминовыми кислотами, органическими соединениями типа широко известной янтарной кислоты, что являются дубящим агентом и губительным для бактерий консервантом. Относительно чистая вода — это главный минус. Там всё же трупное гниение идёт. Медленно, десятилетиями, но идёт. Прекращается оно только в одном случае — если болото поглотит вечная мерзлота.
    Оказывается, у ненцев отношение к этим «мумиям оленьих фараонов» отнюдь не святое. Впрочем, как и ко всем их богам. Эти святыни можно запросто кушать! Прямо в гнило-сыром виде с душком. Даже полная тухлятина не теряет своей калорийности. Едят такое не только в нужду или по форс-мажорным обстоятельствам, но и просто как своеобразный деликатес. Но всегда восполняют взятое — захотелось копальхема, смерть вожаку, Духа Большого Оленя тоже обижать не следует. Тысячелетия жизни в тундре такому научили — это ведь прекрасные консервы на чёрный день, неговоря уже о спасительной помощи тем, кто потерялся в тундре. Ведь главная их ценность — что они как бы ничьи, забытые и разбросанные по северной земле дары предков. Именно такую тушу и взялся разыскать Савелий Пересоль.
    Идея разжиться мясцом офицерам очень понравилась — про то, что это тухлятина, не хотелось даже и думать. Если помираешь, то и такое съешь, а что запах… своеобразный… Так нос можно пальцами зажать! Короче, Пересоль, надевай свою кухлянку, хватай нож и бегом за консервами национальной ненецкой кухни. Всё равно никуда идти от сюда нельзя — ждать надо. Но на полный желудок шансов дождаться намного больше! Так что, товарищ оленевод, от тебя зависят наши жизни — не подведи.
    И он не подвёл. К вечеру, когда уже стали закрадываться сомнения, а вернётся ли Пересоль, не дёрнул ли он в одиночку на Хету, из-за сопки на фоне ярко-оранжевого неба чёрным силуэтом медленно появилась его коренастая фигурка. Офицеры радостно побежали ему на встречу. Вот он идёт гружёный, улыбается — за спиной висит здоровая оленья нога. Савелий нарезал ремней из оленьшй шкуры, и подцепил мясо на спину, словно рюкзак. Ого! Сегодня пируем.
    Мясо, как таковое, уже слабо различимо — вместо него какая-то сероватая и дурно пахнущая масса. А вот жир ничего — просматривается. Грязно-серый и мылкий на ощупь, во рту он прилипал к нёбу, чем-то напоминая мягкий парафин, только холодный. Легко отдирался и грязно-серый слой, что сразу под шкурой. У свежей оленины такую мезгу не прожуешь, а тут ничего — мягкая, словно восковая корочка с сыра. Вкус же копальхема больше всего походил на жутко прогоркшее несолёное сало. Когда попробовали прожарить копальхем на костре или хотя бы разогреть его на сковородке, то получилось ещё хуже — вонь пошла такая, что кусок определённо нельзя было взять в рот. С него капал тягучий жир, который горел тёмным смрадным пламенем, словно резина. Да, такое «лакомство» лучше всего глотать холодным, хотя по словам ненца самый вкусный копальхем вообще мороженный, тогда его нарезают тонкими ломтиками, что сворачиваются под ножём в серенькие трубочки. Полученную строганину макают в соль и едят вместе с парными сырыми лёгкими только что забитого оленя.
    Служившим на севере частенько приходилось сталкиваться с местной традицией сыроедения. Из оленьей требухи — национального ненецкого лакомства — наиболее отважные из офицеров иногда пробовали сырую печень, а вот мясо любили слегка обжарить на сковородке. Внутри оно оставалось практически сырым, лишь чуть-чуть белело снаружи. Нарезанное мелкими кубиками, такое называли «пастеризованной олениной». Это там пробовал практически каждый. Поэтому к вонючему копальхему отнеслись с доверием. Нарезали кусочками и запивая брусничным отваром, не жуя наглотались до отвала.
    К ночи разыгралась непогода. Первый снег пришёл с порывами ветра. Теперь ему лежать до конца мая. Однако на удивление ночь со снегом оказалась не такой уж и холодной. Облака действовали как одеяло, сохраняя последнее тепло земли. Народ набился в убежище, там же запалили импровизированную «буржуйку». А к утру вообще всё стихло, воздух стал прозрачен, небо ясным. Побелевшая тундра словно надела подвенечный наряд. Или саван… Фатой к наряду по небу разбежалось северное сияние. Ух как крутит! Вот стратосферным дождём вытянулись зелёные всплохи. Вот кое где они порозовели, развернулись поднятым занавесом божественного театра. Светящиеся складки пошли фиолетовым отливом, под ними опять зелёная бахрома… Ударил приличный морозец. Холодно, конечно, но на сытый желудок такое терпеть можно. Не смертельно.
    Оказалось смертельно. Не от холода — от копальхема. У кого начались боли в области печени, у кого рвота, под конец у всех галлюцинации, а к утру потеря сознания. Однако Савелий Пересоль оставался в полном здравии, никаких симптомов у него не появилось, хоть он-то съел больше всех! Всю ночь он пытался хоть как-то помочь офицерам, но бесполезно. Уже когда совсем рассвело, остановилось дыхание у лётчика, а вот и тело старшего отпустило Дузинскую душу в землю предков. К обеду умер механик. Двое топографов ещё были живы, но в тяжёлой коме.
    Савелий не понимал почему так. Давно подзабывший тонкости верований собственного народа, он вдруг вспомнил, что ещё в детстве ему говорила бабка, и о чём со страхом в голосе полярными ночами шептал дед. В чуме тихо, лишь потрескивают дрова под чайником, а дед всё не ложится спать — первый снег ведь, надо вспомнить Духа Большого Оленя. Такая же ночь, как сейчас. Неужели Савелий чем-то тундру обидел? Эх, проклятая водка! Лучше бы деда слушал, да заклинания учил как следует… Натянув портянку на их кастрюльку, Пересоль принялся бить в нёё, как в бубен, пытаясь заговорить от смерти оставшихся. Потом прыгал вокруг вертолёта и что было силы кричал на ненецком те обрывки магических фраз, что всплыли в его памяти. Пытался разбудить духов, призывал деда прийти, и как в детстве, отвести беду.
    И видать разбудил! На низкой высоте, со стороны болота, где вчера вечером выходил он сам, из-за сопки внезапно выпрыгнула гигантская зелёная стрекоза с красными звёздами на боках. С высоты на белоснежном фоне тундры закопченный остов вертолёта выделялся особенно чётко. Перед лицом изумлённых лётчиков промелькнула смешная будочка, из которой шёл дымок, три безжизненных тела перед ней и выплясывающая фигурка какого-то местного с непонятным круглым «барабаном». Стрекоча винтом, вертолёт заложил крутой вираж, развернулся, завис на минуту над своим сгоревшим собратом, а потом прыгнул в сторону и погнав во все стороны позёмку, принялся снижаться. Всё, Дух Большого Оленя доказал, что он главный в тундре — пригнал таки вертолёт! И всего-то стоило найти копальхем…
    Эвакуацию произвели прямо на север, в Жданиху. Всё равно до Крестов или даже до Хатанги горючки бы не хватило. Но в Жданихе был только фельдшер, гражданский правда, но какая разница. Врач аж в Крестах. Пока вертолёт заправить, потом ещё сколько часов лёту… Решили не рисковать — связались с ним по рации. «Заочные» диагнозы дело трудное и опасное, но что делать? К тому же абсолютно не понятно, почему местный без каких-либо отклонений, не обморжен и даже не кашляет, а двое военных без сознания. Спасибо тот же местный разъяснил — было шибко мало кушать, с голоду оленьей тухлятины нажрались. Тогда рекомендации простые — внутривенно-капельно побольше жидкости, медикаментозно форсируйте диурез(мочеотделение) для защиты печени дайте глюкозки и витаминов, если надо, то колите препараты, поддерживающие дыхание и деятельность сердца. Понятно, что всё это в миллиграммах, миллилитрах, процентах…
    Ночью умер один из топографов. Состояние последнего военного, старшего лейтенанта, оставалось «стабильно-критическим». Это значит, что в любой момент помереть может, да только вот чего-то долго не мрёт. Через день кризис, похоже, миновал. Дыхание стало глубже, вернулось нормальное давление. Кома незаметно перешла в сон. А вот и пробуждение. Именно выживший старший лейтенант и поведал всем о вкусовых качествах копальхема. На следующий день с ним вылетели в Кресты, где располагался поисковый штаб, и куда прибыла комиссия по расследованию происшествия. А с ней аж два следователя — один гражданский, другой офицер военной юстиции. И как вы понимаете, завели эти следователи уголовное дело на гражданина Савелия Пересоля за убийство четверых военнослужащих путём отравления. По ходу расследования статью за убийство поменяли на «непреднамеренное убийство», потом «за случайное убийство по неосторожности».
    А какая ещё может быть осторожность при приёме внутрь местного пищевого суррогата, называемого по-ненецки «копальхем»? О такой осторожности тогда ни один профессор-токсиколог не знал. В Москву, в Центральную Лабораторию Судебной Экспертизы МО доставили замороженные куски копальхема. Ненца Пересоля тоже потаскали по военным заведениям — был он и в Институте Военной Медицины на Ржевке, и в разные другие токсикологические лаборатории захаживал. В военных интересовало лишь одно — какя же в его организме система противодействия и нейтрализации птоаминов? Очень интересно, а может и к другим ядам у ненцев такая устойчивость? Оказалось, что нет. Только к трупным ядам они не чувствительны. Но ничего, кроме повышенной активности специального белка, называемого цитохромом Пэ-450(фермент печени, способный напрямую окислять многие токсичные соединения) у него не нашли. Кстати, для науки бедняга Пересоль даже добровольно согласился на биопсию печени. Это когда толстой полой иглой с острыми краями из печёнки на живую столбик ткани вырезают.
    Может из-за такой вот научной ценности и осудили Савелия лишь условно. Тот случай, когда из-за принципа неотвратимости наказания буква закона перевешивает его дух — по идее, нет никакого состава преступления в этом деле, как и в предыдущем, «метанольном». Там хоть траванулись ворованной социалистической, а значит общенародной собственностью. А здесь чем? Дарами предков. Хоть тоже общее достояние ненецкого народа, но ведь не воровство!
    Аналог ненецкому копальхему есть у российских чукчей — они подобным образом сохраняли мясо моржей. Дальневосточные народности до прихода белого человека с его поваренной солью, раньше красную рыбу не солили — чуть подкоптят, чуть подвялят, но в общем хранили её «медвежьим методом» и ели вполне тухленькой. Американские эскимосы по сезону лезут на прибрежные скалы, так называемые птичьи базары, где большими сачками ловят морскую птицу. Особенно они предпочитают мелких крачек и тупиков — тёмных птичек с широкими ярко-оранжевыми клювами. Этих они даже не потрошат — набивают ими кожаные мешки, перекладывают слоями тюленьего жира и оставляют такое порой на годы. Едят это только тогда, когда содержимое «перебродит» в однообразную серую массу. Понятно, что косточки и пёрышки не в счёт — это остаётся, так что плеваться всё же приходится. По оценке FDA(Food and Drug Administration — в США головное учреждение по контролю за качеством пещевых продуктов и медикаментов) калорийность такой пищи выше, чем у бекона! Кстати торговля этой «едой» категорически запрещена по всей территории Штатов, включая Аляску, а изготовление строго лимитировано резервациями северных «нэйтив американз(Native Americans (англ.) — коренные жители Америки)». Самое забавное в этом законе — а кто же, кроме самих эскимосов, такое купит? Ещё чуднее «консервы» у «нэйтив канадиенс(Native Canadiens (англ.) — коренные жители Канады)» — канадских инуитов. Эти умудряются «сгноить» целого кита!
    Однако индивидуальная история такой вот толерантности к трупным ядам у каждого представителя северных народов отслеживается легко. И начинается она с самого-самого рождения. Чобы новорожденный не плакал, ему вместо соски дают сосать кусочек сырого мяса на нитке. Привяжут, чтоб не проглотил и в рот. А меняют эту «соску», когда мясцо, как бы это сказать… попахивать начинает. Потом вместо кашки кровушки оленьей попить дадут. Потом и ломтиком копальхема побалуют. Вот постепенно и развивается толерантность к птоаминам.
    Ну и последнее, что известно любому судмедэксперту, работавшему с эксгумированными останками. Если захоронение производилось в плотную глинистую землю и в сравнительно герметичном гробу, то без доступа кислорода труп не гниёт, а переходит в состояние, называемое жировоском. Такое я видел, а вот копальхем не приходилось, но сдаётся мне, что биохимические превращения там весьма сходные. Хотя весьма затруднительно сей процесс отнести к кулинарии…
    • +18

    Комментарии (10)

    avatar

    09 января 2012, 03:12
    +45.41 setcd — Рязань
    Савелий Пересоль хотел как лучше, получилось как всегда(.

    Если Честно, то копалухему, я есть не стал бы. Главной причиной являлось бы отравление (возможная смерть) от тухлятины. Лучше грибочки под снегом поискать.

    Вообще у каждой народности есть свои оригинальные (индивидуальные) блюда, которые постороннего не то, что от запаха воротить будет, даже от вида (внешнего или способа готовки). А у них будет считаться деликатесом на праздники.
    • v
    • +2
    avatar

    09 января 2012, 03:14
    +151.35 SHREK78 — город герой Ленинград
    жители Крайнего севера компенсируют себе подобным «деликатесом» некоторые аминокислоты которые не могут получить никак иначе

    вот вам европейский рецептик ru.wikipedia.org/wiki/%D5%E0%EA%E0%F0%EB%FC приятного аппетита
    • v
    • +1
    avatar

    09 января 2012, 03:17
    +151.35 SHREK78 — город герой Ленинград
    вот вам европейский рецептик, как говорится приятного аппетита ru.wikipedia.org/wiki/%D5%E0%EA%E0%F0%EB%FC
    avatar

    09 января 2012, 03:22
    +271.41 tiunin — 52.589088 ° N 33.754629° E
    Думаю кусочек мяса викинги носили с собой давать нюхать при обмороках :)))
    avatar

    09 января 2012, 09:49
    +232.47 gennadiy — Нижегородская обл.
    они бросали его во врага, вместо «черёмухи»:)))
    avatar

    09 января 2012, 16:35
    +81.32 UncleGans — Владивосток
    Не, парниши с северов баальшие оригиналы, всякие сыры там с плесенью отдыхают. Как то на
    ГТТ влетели в яму с копалькой… Ну не заметили блин… Мало того что от насяльства п… ды
    получили, так ещё и машину отмывать пришлось лично «пилотам»… реально, с таким воодушив-
    лением ни до, ни после не блевал…
    • v
    • +2
    avatar

    09 января 2012, 20:32
    Острая токсичность полиаминов (получаются в результате гнилостных процессов — частичного разложения белка и декарбоксилирования его аминокислот) сравнительно невелика: кадаверин — 2000 мг/кг, путресцин — 2000 мг/кг, спермидин и спермин — 600 мг/кг.
    Трупным ядом называли гипотетическое вещество, действию которого приписывали смертельные заболевания лиц, вскрывающих трупы; по современным представлениям, причина этих заболеваний — заражение патогенными микроорганизмами. Сейчас такого понятия, как «трупный яд» нет.
    • v
    • +1
    avatar

    09 января 2012, 20:56
    +8.77 taremsun — Иркутск
    У нас на берегах Байкала многие любят омуль/рыбу «с душком». В основном буряты но и братья славяне не гнушаются. Лично я предпочитаю просто вяленый или копченый(горячего/холодного копчения) продукт.
    Но это лирика, а вот правда жизни. Друг рассказывал про блюдо «копалька», я вначале думал это «расколодка»/«строганина»( мороженая рыба наструганая с солью или разбитая поленом и смешанная с солью). Оказывается нет, берется свежая рыба и закапывается в песок/землю/гальку/лёд(в общем чтоб воздуха не было). Через некоторое время(срок не помню) достается и кушается. Не сложно представить что происходит с рыбкой;)
    Ясность внесла милая девушка, биолог-кандидат наук и вообще спец во всякой живности/растениях/органической химии. Оказывается при отсутствии доступа кислорода происходит своеобразная ферментация белка. Мало того что белок становится легкоусвояемым так еще вырабатывается куча витаминов. Поэтому у северных народов не наблюдается цинга, хотя вроде ничего кроме мяса/рыбы ничего не кушают(хотя слышал про содержимое оленьих желудков, но это я не проверял/не знаю).
    Но поскольку пища всеж специфическая просто так её потреблять не стоит, ласты можно склеить.
    Кстати, сразу же вспоминается печень белого медведя. Северяне её трескают с удовольствием, а белый человек сразу богу душу отдаст. Цианид однако:)
    • v
    • +1
    avatar

    10 января 2012, 11:02
    +61.97 kenao — Якутск-Пекин
    Да про белого медведя — там же витамина группы В очень много. Не цианид вроде как
    • v
    • 0
    avatar

    10 января 2012, 22:39
    в одном грамме медвежьей печени(белого медведя) содержится до 20 тысяч ме витамина а (ретинола). человеческому организму для удовлетворения насущных потребностей достаточно всего 3300—3700 ме витамина. одолев порцию в двести-триста граммов, полярник получает гигантскую дозу ретинола, которая превышает норму в сто с лишним раз. этого количества более чем достаточно, чтобы вызвать гипервитаминоз и, как следствие, тяжелейшее отравление.
    • v
    • +2
    Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.